Попов Виктор Николаевич - Степняки
Виктор Попов
СТЕПНЯКИ
Серые волны накатываются на серый песок и с легким плеском бегут
вспять. На отлогом берегу остается пузырчатый изломанный след. Пузырьки с
чуть слышным стоном лопаются и пенистые их остатки студенисто дрожат под
порывистым сентябрьским ветром. Неуютно на озере, неуютно на берегу.
Вообще неуютно. Мы стоим у кромки прибоя, а метра три бережнее нас навалы
измолотого водой, набухшего камыша. Следы недавней бури. Вчерашний ветер
доходил до тридцати метров в секунду, и озеро штормило. На тесных волнах
круто гнулись седые гребешки, вихрь срывал, мельчил их, и над водой висела
моросливая сизая пелена.
- Вопрос так вопрос, - начинает неожиданное свое рассуждение Семен
Григорьевич. - На том берегу после одной бури столько камыша наворотило. А
на дне нашего Малого Топольного его сила лежит. Вообще-то на Топольном
все-таки не то. На Песчаном, на Хорошем, на Хомутином. Там, когда
зачалишься на лодке, якорь в ил засосет, еле вытащишь. До ума бы это дело
довести.
- Какое?
- Озера почистить. Вода другая станет. У нас, говорят, и сейчас
стерлядь с осетром водить можно, а тогда, глядишь, форель бы прижилась...
Но главное - ил. Его здесь миллиардами тонн считать надо Я вам, Николаич,
верно говорю. Какое удобрение зазря пропадает.
- Так вдруг не делается, - осторожно отвечаю я.
- Я и не говорю - вдруг. Это - не мой вопрос, это ученых вопрос. Скорее
им надо этим вопросом заниматься.
- Ну, уж это из области мечтаний. Есть дела поважней.
- Все дела важные, - серьезно возражает Семен Григорьевич. - И все
делать надо. Тут вопрос в очереди. А про мечтания вы восемь лет назад то
же говорили.
Я пожал плечами и раскаяние промолчал. А что говорить?
Был такой конфуз. И именно восемь лет тому. Грязный, вымотавшийся, злой
как черт, добрался я летним ненастьем до села Топольного. Кто ездил на
мотоцикле с коляской солончаковым бездорожьем после хотя бы и июльского
ливня, поймет и разделит мое состояние. Добрый мой знакомый председатель
местного Совета Семен Григорьевич был как раз той, ужасно необходимой мне
личностью. Он только два часа назад вернулся из Екатериновки и приводил в
нормальный вид своего трехколесного приятеля. Я поставил своего Мишку
рядышком и стал усиленно скрести у него за колесами и за люлькой. В
процессе мою- и самоочистки мы с Григоричем всуе поминали бога и всех его
заместителей. А вечером, когда определенные условия нас умиротворили,
повели доброжелательные мирские разговоры. Семен Григорьевич, в частности,
коснулся дорог. Не помню его рассуждений обстоятельно, но существо их
сводилось к следующему.
- Верно, нет почти в наших краях поднятых дорог. Почему нет? Очень
просто Не нужны были, вот их и нет. Почему не нужны? Опять же очень
просто. Не знаю, как во всей степи, а у нас, я говорю о Хабарах, хлеб и
сеют-то всего лет сорок с немногим.
А раньше люди только скот водили. Овечкам и коровкам травка нужна, не
дороги. Рздили тоже - на лошадях. Лошадка везде пройдет. Без дорог даже
лучше. С поднятого полотна зимой снег сдует, на санях какая езда. А теперь
на лошадях много не обеспечишь, их, может, скоро и вовсе не останется.
Машины все больше.
И дороги - тоже вопрос. Я думаю, что за эту пятилетку все важные дороги
у нас поднимут.
- За пятилетку?
- А чего?..
- Мечтатель вы, Семен Григорьевич Ситник.
- Степняк я, а не мечтатель. В степи ничего наполовину не делается.
Если снег, так уж буран, если дождь, так ливень, если рыба, так мешок,
если хлеб, так урожай. И характер у на